НОВЫЕ   СНЫ 

 

В предновогоднюю ночь я подъезжаю к некоему центральному в городе зданию (универсаму и почтамту) на «жигулях», водитель которых просит меня подождать его некоторое время, сам же тормозит другую, роскошную тачку и, высадив каким-то образом её водилу, уезжает в ней. Драйвер-лох спрашивает меня, вернется ли тот тип, и я отвечаю ему, что вряд ли. Фраер боится разыскивать угонщика, машет на всё рукой и уходит. Я же рассказываю обо всем милиционерам (рядом) и те, естественно, обвиняют во всем меня (выходит, я ещё больший лох, так получается). Итак, я почти арестован. Мы заходим в «универсам». Там, возле внутренних дверей, через которые валом валит народ (вот-вот Новый год) – неглубокий простенок, в котором дышит нечто живое, завернутое в газеты и промокашки. Я осторожно разворачиваю «кокон», - внутри стоит 9-летняя худая – кожа да кости – девочка, как бы во сне, обложенная маленькими булочками хлеба. Я возмущаюсь, что никому нет до неё дела, никто не замечает, и хочу помочь. Это, наконец, смягчает сердце старшего милиционера, и он разрешает мне покинуть здание, забрав в залог один из моих фотоаппаратов. Иди, говорит, прогуливаясь, по любой улице в сторону понижения номеров, за тобой будет следовать наш человек (на живца, так сказать).

Я огибаю здание и иду в ночь и мокрый снег по какой-то темной и безлюдной улице. Вроде бы Новосибирск, а, быть может, Краков. Навстречу – поддатый бугай, рыпается, достает нож. Я оглядываюсь: позади нет никакого «хвоста», т.е. помощи ждать неоткуда, и тогда я спокойно говорю оборзевшему, что, давай, мол, попробуй. Он проходит мимо. Оглядываюсь снова – «хвост» появляется. Иду быстрее, чтобы оторваться. Захожу в какие-то вовсе дикие места, пустынные грязные улицы. За оградкой, отделяющей эту часть города (мрачную, ночную) от другой (более светлой), играет девушка с необычной очень красивой собакой (помесь сенбернара и русской борзой), барахтаясь в снегу, я пролезаю в дыру в заборе, и пёс, превратившись в разъяренное чудовище, набрасывается на меня. «Фу, Друг! Свои!» - одергивает его хозяйка, и происходит мгновенная метаморфоза: передо мной – ласковая псина, ластится ко мне, лижет руку. Я хочу сфотографировать их, девушка согласна, и тут вдруг неожиданно наступает лето и солнечный полдень, и я понимаю, что попал в сказочную страну.

Как назло, в «Зените» вдруг заканчивается пленка, а запасной пленки (и другого фотоаппарата), конечно же, нет (кошмар любого фотографа!), а девушка, оказавшаяся очень стройной и красивой, приняла как раз соблазнительную позу, со словами: «На большее я пока не могу пойти на данном уровне знакомства».

 

 

Сон со 100%-ой реалистичностью:  меня казнят – своеобразная репетиция смерти.

В будущем казнят особым газом, который почему-то называют изобутан (по ходу дела оказывается, что он нужен лишь, чтобы постепенно погрузить в сон, а убивает нечто другое). Я – первая жертва первого в этом роде судебного процесса, предпринятого, гл. обр., для устрашения других, т.е., фактически, невинная жертва.

Всем меня жалко, но «машину правосудия» уже не остановишь.

 

В Новосибирске, якобы, есть микрорайон, расположенный в глубокой яме (логе) 100-метровой глубины с отвесными стенами. Даже 12-этажные жилые дома не достигают и половины глубины. И вот, мне снится, будто мы с подругой собрались в гости к кому-то из этого района, приехали к краю пропасти на троллейбусе, где небольшой базарчик и толкется много народу.

 

Про очаровательную хрупкую девушку-юриста, которая пришла оказывать некие услуги ко мне домой и задержалась… (некий поиск по Инету, консультация…). Во время её визита пришла Лана и забрала дочку (которая очень понравилась этой юристке). При подсчете, сколько я должен бабок, оказалось, что наличие дочки уменьшает мои расходы вдвое, а тот факт, что она живет со мной – ещё вдвое (я немного схитрил). В рез-те прекрасная юристочка почти ничего не получает, - чтобы компенсировать ей потерянное время, я ласкаю и обнимаю её, уже (вдруг) под одеялом. Нам обоим это в кайф, но вдруг она, сжавшись, подобно пружине, выпрыгивает из моих объятий (Уеду, мол, с приятным ощущением!).   

 

 

 

 

 

 

Я сопровождаю (Лану) в сюрную (лечебницу?), - на огромной поляне (степь?) за большим лесом. – огромный деревянный дом (сарай), в котором есть 2 отделения – для больных и сопровождающих (особой разницы между ними я не заметил), - в каждый из этих «покоев», больше похожих на огромный курятник, следовало взбираться по узкой старой очень крутой лесенке, а затем – пролазить в узкий люк. В гостевой «палате» - несколько кроватей, телевизоров.

Итак, мы прибыли… Свою жену, кстати, я в последующие несколько дней не видел ни разу, хотя говорил с ней по телефону. Судя по всему, её, также как и других «пациентов», не затронули волнения, взбудоражившие нас.

Итак, обстоятельства: 

В отсутствие ВСЕХ я оставлен присматривать за хозяйством (типа, сторожить). Работая во дворе, около 2-х часов пополудни (легкая облачность, свежий ветерок), я вдруг вижу исполинское колесо, делающее нелепые попытки подняться на ребре до самого зенита – вопиющее несоответствие между величиной этого объекта и его робкими и в то же время залихватскими движениями усиливается призрачностью его контуров. Всё это происходит в той стороне, куда все ушли (типа в роковой поход, призванный радикально изменить положение дел, - накануне все долго-долго обсуждали всё в большом кругу, заполночь, и во время этой тусовки я умудрился влюбиться в одну из девчонок по имени Аля, причем, не без взаимности). - Не мираж ли это, спровоцированный моим волнением за судьбу «экспедиции»? – думаю я.

По возвращении все снова сидят возле камина, обсуждают новости. Я спрашиваю Макса Пилюгина, считавшегося самым трезвомыслящим среди моих одногруппников в универе, про свое видение.

Он (в своей обычной насмешливой манере) отвечает что-то про атмосферные артефакты, но когда я говорю, что видел будущее, добавляет, что те, кто «уезжают» - не в физическом плане, а под действием, например, травы, рискуют вообще никуда не добраться.

Я возражаю ему что-то про пограничное состояние сознания, в котором обостряется интуиция, так как сквозь истонченные стенки мира-антимира можно почувствовать будущее, но в целом, симпатии всех на стороне Макса. Ко мне не прислушиваются, и назавтра (вернее, уже сегодня, т.к. на часах далеко заполночь) все решают идти в тот самый Большой Поход, в который уже ходили вчера (никто, однако, не помнит об этом, и не верит мне, что так было).

                                             

 

 

 

 

 

 

Мы с Натой и хитроватым умелым мужичком путешествуем на моторной лодке по всей России (продвигаемся в сторону Москвы). Вот, сидим мы в лодке и в то же самое время в темной комнате; у нас полно лишних вещей (2 видеокамеры, в частности, к одной из которых даже нет кассет), я сетую на то, что нет красивых пейзажей, на что наш капитан отвечает, что как раз начинаются самые красивые места и даже показывает (в комнате) открытку с некими предгорьями. Я всматриваюсь в темное (окно) и действительно угадываю в ночи (в лодке) контуры красивых гор.

Затем мы (уже) прибываем в Москву. Там мы сидим в гостях на одной большой кровати (вчетвером, с моей мамой), раннее утро. Я иду в туалет, где стопкой сложены лепешки с колбасой, залитые чем-то желтым (сначала думаю, что мочой, но, оказывается, жиденьким водянистым маслом). Затем иду на кухню, и там вижу эти же лепешки уже повсюду, даже на полу. Здесь же лежит шприц для начинки. Догадываюсь, что это имел место кулинарный дебют Кости, моего меньшого брата.

Сон Наты (одновременный с моим) – из Москвы приезжает в гости Катюха (любимая подруга), она уходит в гости к сестре и, по пути, выгуливать собаку (которая уже, на самом деле, умерла). Все ждут её с нетерпением, а её все нет и нет. Наконец, я звоню по телефону и трубку берет Вика (грудная дочка моей сестры). Тонким верещащим голоском она быстро и громко верещит в трубку: «Иди сюда! Иди сюда! Иди сюда!» (как в фильме Киры Муратовой «Среди серых камней»), затем Настя (сестра) отбирает трубку и со смехом говорит, что это были её первые слова. Катюха у них, и я иду за ними (через двор в соседний дом).  Во дворе странный мужик выгуливает на веревке ещё более странное животное: зеленый с пятнами крокодил, игрушечный с виду, но подвижный. Ната вспоминает газетную статью, где речь шла о том, что «уже многие видели мужика, выгуливающего живого игрушечного крокодила. Он постоянно сует ему в пасть ветки. А зачем?». Возвращается домой и рассказывает маме про это дело. Говорит, что мужик постоянно сует ему в рот ветки.  – А зачем? – спрашивает мама с той же (газетной) интонацией.

 

Некоторое время я был в числе постоянных оптовых покупателей большой, по моим представлениям, торговой фирмы, и когда однажды отменил свой заказ, то неожиданно для себя узнал, что, оказывается, был самым крупным их заказчиком и вообще чуть ли не последней их надеждой.

 

Пара топологически связанных снов:

 

1. Я (отдыхаю) в Рубцовске, провинциальном городе моего детства (муз. иллюстрация: «Мельница» в исп. И. Николаева). Чувство радости по поводу, что сейчас отпуск, не надо никуда спешить, можно расслабиться, спать сколько угодно. И что настоящее творчество возможно только здесь (и оно, собственно, и происходит в реальном времени – я пищу стихи, картины, снимаю фильм).  Просто брожу по всему городку. А тут ещё приезжает лучший друг детства (которого я не видел с 3-го класса), и мы проводим все время вместе. Раскопал бабушкину библиотеку книг: интересна брежневского периода фотокнига о любви (сняты только влюбленные пары – пропаганда), а в  конце почему-то софт-снимок сидящего пацана 7-8-лет, и у него отчетливо так СТОИТ. И текстовый комментарий фотографов, что мол, так уж откровенно нельзя снимать, читатели этого не поймут, поэтому мы, мол, на глазах у этого пацана, сейчас «светозапишем» эту фотку. (Но, почему-то не «светозаписали» - забыли, наверное).  И другая книга, самоучитель художественного стиля, ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ правильная и крутая (трехмерные иллюстрации, всякие схемы, я помню только один из первых разворотов с грациозным котом, который устраивается по-разному в кресле и напевно говорит при этом что-то типа «У вас, людей, все позы отдыха – нелепы», разворот с медитациями на золотых рыбках, плавающих среди цветов лотоса, и ещё тестовый разворот, который выглядит по-разному на разных уровнях восприятия. 

 

 2. Я выбираю колбасу. Некий очень крутой киоск, в котором, наряду с обычными сортами, продаются ещё изысканные колбасы (в т.ч. типа «балыка», но только ещё специальнее и круче). Я почему-то покупаю сначала 2 палки обычного сервелата, и на меня продавец и две «упакованные» девки рядом смотрят с легким презрением. Я вспоминаю (про себя) случай, как во время ВОВ в осажденном «Сталинграде» некий чувак накупил много такой колбасы и приказал «Режьте крупно все!». Ему сказали: «Но это же бешеные деньги!», на что он странно так ответил: «Ну да, если ещё учесть блокадные и (отпускные)» - короче, хотел разорить нашего брата-ветерана. Затем, мне внезапно хочется порисоваться, и я выбираю некий очень дорогой и редкий сорт, продавец при мне сдирает с него шкуру, «колбаса» при этом мелко дрожит и выгибается, как язык, и он тогда говорит, что она ещё не  дозрела, он отложит её для меня, и мне, мол, нужно зайти за ней через недельку. Но ещё лучше выбрать какой-то другой, родственный сорт, но только его сейчас нет, а будет он тоже через недельку. Девки с уважением смотрят на меня (на самом деле, это все замаскированные волнения по поводу покупки цифрового фотоаппарата).

 

Три интересных сна, увиденные мною вчера в одну ночь после травматического подвывиха левого плеча:

 

Сон первый:

Я наблюдаю (с перрона), как один мой (коллега, однокурсник) в последний момент покидает светлый и радостный вагон поезда, уходящего в (цивилизацию), успев захватить с собой лишь подушку (и не успев – перину, на которой он там сидел).  Рядом, на опушке мрачного леса – огромный шатер, в одной из больших комнат которого на многих кроватях живут мои приятели и однокурсники. Что-то типа научного летнего лагеря. Я занимаю койку посередине стены. Вечером собирается всякий интересный народ. Интересна незнакомая симпатичная брюнетка, которая поглядывает на меня так, что мне приходит мысль о том, что она в меня влюблена, а также Егор Воронин (однокурсник, который сейчас в Америке), занимающий соседнюю койку, на которого чем больше я смотрю, тем больше он делается похожим на женщину.

И ещё забавный эпизод из этого же сна: ночь, проспект типа Н. Арбата в Москве. Толпы народа вокруг ярко освещенных киосков, в одном из которых одновременно продают пирожки и пирожные, и там же расположены разные научные приборы и агрегаты. Я на одном из них (стоя, и объясняю свои действия какой-то своей подруге) подбираю код к некоему процессу или программе: сначала рандомайзер выдает мне миллионы вариантов 7-значного кода, я копирую их в буфер обмена (мгновенно!), и программа начинает их быстренько подставлять куда следует. На мгновение я отвлекаюсь (вокруг уже темный цех-лаборатория, и снуют коллеги в белых халатах), и вот уже в моем киоске опять начинают продавать пирожки. Я терпеливо жду.

 

Сон второй:

Я сажусь на пл. Калинина (Новосибирск) в гигантский аэробус, чтобы (доехать) до ещё одной пл. Калинина, которая почему-то находится ближе к аэропорту (и где меня ждет подруга со всем багажом, - мы куда-то собрались далеко).  Аэробус метров 30 шириной и высотой, и он ещё взлетает на 50 метров, после чего на скорости около 500 км в час мчится над автотрассой в 12-14 полос (типа МКАД), сплошь забитой транспортом. Мне все это хорошо видно, т.к. крышу с аэробуса (сорвало ветром), и я стою на этой открытой площадке верхнего яруса, у заднего края, вместе с многими импозантными джентльменами и дамами, - некоторые с шампанским,  биноклями, моноклями, веерами.

Наблюдаю, как внизу, под нами, черный лимузин и навороченная спортивная (тойота) затевают гонки, заканчивающиеся аварией (при этом отчетливо слышны их переговоры по радио).

Затем вдруг я замечаю, какой красивый закат и природа внизу (сцены из греческой мифологии на фоне красного заката), торопливо извлекаю фотоаппарат (мыльницу) и начинаю снимать во всевозможных ракурсах, со вспышкой и без). Люди вокруг меня смеются, но я снимаю и их тоже на «крыше» аэробуса, понимая, что все это – уникальная ситуация и, соответственно, кадры.

Вот, наконец, мы «приземляемся». Оказывается, это лишь короткая остановка в пути (а не конечная, как я предполагал), и «самолет» сейчас стартует в Прокопьевск (интересно, что мозг выдал этот странный адрес с секундной задержкой после лихорадочного перебора названий, чего обычно в снах не бывает). Я спешу вниз, к трапам, через роскошные салоны и ночные клубы – там всё в золоте, ливрейных лакеях («Титаник») и почему-то грязных тетках, торопливо бегущих по коридорам и предлагающих пирожки, и в этот момент по внутренней связи объявляют, что «мы убираем трапы». Выбравшись, наконец, через какой-то люк снизу, я вижу, что трапы действительно убраны, и огромный реактивный двигатель с вишневым от жара соплом прогревается (я едва успеваю пробежать мимо, как из него вырывается сноп пламени метров на 50), после чего он снова затихает на время. Я – на дне огромного круглого амфитеатра или кратера, посреди которого готовится стартовать мой «аэробус», более похожий сейчас на ракету. Понимаю, что все здесь сейчас будет в пламени. На некоторой высоте – мостик, по которому торопятся (к выходу) люди, но до него далеко и высоко. Небольшие камни-ограждения явно ненадежны в кач-ве укрытий. Я спешу оказаться перед носом «ракеты», но догадываюсь, что вертикально она не взлетит, а попрет напролом, прямо на меня, и в этот момент ко мне подбегает (сложный синтетический образ, в основе которого – Нина Тикунова, моя начальница и науч. рук-ль из Кольцово, - высокая, стильная и суперная во всех отношениях тетка, в которую я был влюблен, и она в меня слегка – последнее время она чего-то часто мне снится, хотя я не видел её с 96-го года), одетая в черный облегающий комбез. Она хватает меня за руку и тащит к какой-то скрытой двери, за которой мы оказываемся в просторном белом зале с высоченным потолком, ярко освещенном. Я легко целую её в губы, мы разбегаемся, и на этом сон заканчивается.

 

Сон третий:

Я еду в нереально длинном (бесконечном?) поезде, стремительно идущем с очень редкими (раз в сутки) остановками, и с какой-то целью иду в его «хвост». По мере продвижения в хвост я встречаю необычных людей в необычных ситуациях, играю в странные игры со странными аутичными детьми и даже влюбляюсь в некоторых из них, философствую, неожиданно вспоминаю, что уже ехал в этом поезде в глубоком детстве и немедленно нахожу всякие тайники с припрятанными «сокровищами» (многие из которых, кстати, действительно являются таковыми + волшебные предметы). Эх, где-то они сейчас - игрушки моего детства?!

В одном из залов-купе неожиданно звонит телефон: торопливый мерзкий голос коммивояжера начинает спрашивать про портреты Пикассо, Малевича и пр., которые я, якобы, заказал, на что я спрашиваю единственно о цене. Голос невнятно говорит что-то типа: «Ну, вы же сами понимаете, сколько сейчас стоят ТАКИЕ картины», на что я отвечаю в том плане, что в портретной живописи главное – это состоялся ли (резонанс?) модели и художника, а вовсе не всякие преходящие соображения). Немедленно рядом со мной появляется очаровательная (и безумно богатая) мамзель, которой позарез нужен её портрет, и у нас с ней начинается «резонанс».

Вскорости, поезд делает одну из своих замечательных редких остановок (перед этим был ещё эпизод праздничного обеда в ярко освещенной зале, но я плохо его запомнил), я вылезаю и иду на какой-то старый широкий мост (типа Понт-Неф в Париже), заполненный (беспризорными подростками и их группами). Идет снежок, зимний полдень, пасмурно, много-много грачей. Я торчу среди них в каком-то гипнотическом оцепенении и вдруг понимаю, что поезд уже с минуты на минуту отходит, - бегу стремглав и запихиваюсь в какой-то вагон, все это время сомневаясь, в свой ли поезд я забрался…

                                                                                                                                                                                     

 

        Сон про птицу.

В момент, когда полусонная Н. осторожно взялась рукой за кончики моих пальцев, мне приснилось, как из дупла, в которое я заглядываю, высовывается влажная и мягкая черная птица средних размеров и «целует» меня в губы тонким клювом.

 

Сон про разных зверей, последовательно выпадавших в нашу форточку неизвестно откуда, и взъерошенную сову. Сову не удалось покормить молоком, и она, обиженная, взлетела на шкаф в углу и пророчествовала оттуда. Я пытался сбить её, обстреливая пластмассовыми дисками из игрушечного пистолета.

 

 

 

   Я живу и работаю в интернациональной команде исследователей (видимо, археологов), причем исследовательский корпус непосредственно сообщается с лабиринтом гигантского (несколько тысяч залов и комнат) дворцового комплекса. В некоторых помещениях этого комплекса организуются временные экспозиции, условно обязательные для посещения сотрудниками «института». Однажды моя коллега-иностранка (в которую я влюблен) сообщает мне, что в одной из таких экспозиций есть дальний необязательный зал, представляющий большой интерес именно для меня. Экспозиция завтра уже сворачивается, и поэтому мы сразу же смотрим схемы дворца, чтобы я не заблудился, и я отправляюсь туда, кажется, во время послеобеденной сиесты (впрочем, в подземном комплексе со слабым искусственным освещением время суток никак не ощущается). Я иду по пустым полутемным огромным залам, которые переходят один в другой, образуя бесконечную анфиладу. В боковых стенах тоже есть двери и проемы – часть из них открыта и ведет в аналогичные параллельные анфилады залов, другие же закрыты или даже защищены мерцающими силовыми полями с яркими предостерегающими неоновыми надписями на основных земных языках. В некоторых местах установлены разные современные штуковины, типа голографических информационных панно, роботов-гидов или висящих в воздухе указателей, в целом же все вокруг производит впечатление многотысячелетней древности. 

     Ноги мои скользят по каменному мозаичному полу, и, т.к. везде имеет место небольшой уклон, я немного разбегаюсь и довольно быстро мчусь дальше скользящими движениями конькобежца. 

 

 

Сон, чем-то напоминающий фильм Херцога «Агирре: Гнев Божий»: небольшая группа исследователей (я в их числе, и ещё две-три очаровательные авантюристки) забираются куда-то высоко-высоко в джунгли (в горах), и, в итоге, попадают в тупик или даже западню. Итак, перед нами – более чем километровая пропасть, за которой – долина, куда нам нужно во что бы то ни стало попасть, причем срочно (спасение множества чьих-то судеб и ещё более важная миссия). Это встало нам в потерю какой-нибудь части тела каждым из нас, из которых был собран некий человекообразный механизм, каким-то образом перенесший нас всех через бездну.

 

 

 

Сон про воскресшего Юрия Визбора: наши дни. Я сижу в числе слушателей на (фестивальной) лесной поляне. Под огромной еловой лапой – Юрий Визбор (чудесным образом воскресший) с гитарой. Он играет и поет лучшие свои вещи. Потом расспрашивает обо всем, удивляется переменам. Очень светлое и радостное ощущение чуда.

 

 (спал с 5-30 до 7-30 утра).

 

Я интенсивно бываю в разных дорогих клубах и ресторанах, где я танцую, обедаю и развлекаюсь каждый раз с разными дамами. Все это время на заднем плане маячит один и тот же представительный стройный джентльмен в черном. Он очень остроумен, находчив и предупредителен: то удачное словцо ввернет, то розу нам преподнесет. В конце концов я обращаю на него внимание, мы разговариваем, и оказывается, что он уделяет внимание не только на нам, таким странным образом он прославляется: наблюдает за всеми, сам оставаясь в тени, зная все о всех, изредка попадая в телеобъектив; весь город о нем уже все знает.

 

 

Всемогущая промышленно-финансовая международная корпорация поручает мне за какие-то немыслимые деньги разработать свой логотип, девиз и прочую ахинею, причем ни в сроках, ни в текущих расходах меня никто не ограничивает. Видимо, все это происходит по протекции Маши, которая там на особом счету: все это время мы с ней живем на территории корпорации, у меня есть доступ во все офисы и помещения, я могу задавать любые вопросы, говорить любые гадости и делать любые сумасбродства, чем активно и пользуюсь. 

В частности, мы долго путешествуем по т.н. «внутреннему туристическому району», где в качестве общественного транспорта – раздолбанные смешные вертолеты с винтами то сверху, то снизу от корпуса (настолько ландшафт изрезан разными ущельями).  В конце концов, сроки поджимают, и я требую от Маши, словно от Елены Премудрой, чтобы она нарисовала мне логотип. Вот что она нарисовала: